|
Саша Карпенко глядит нам в глаза… с обложки чёрно-белой, как военное кино, книги. Название книги, строка из стихотворения поэта — "Никто не создан для войны" — разделяет две фотографии. На одной, перевернутой, — черноусый лейтенант Карпенко: такие фотки, 9х12, кладут в кармашек папки личного дела офицера, и хранятся они у кадровиков, а потом в архиве. На втором снимке — тот же Карпенко, но внешне совсем переменившийся: пол-лица в тени, а на груди угадывается орден Красной Звезды. Категоричный вывод — "никто не создан для войны" — поделил надвое не только обложку чёрно-белой книги. Он разделил жизнь Александра Карпенко на "до Афгана" и "после войны"…
ВОЕННЫЙ переводчик, он был настолько тяжко ранен-контужен-сожжен в подорвавшемся БТРе, что спасение свое до сих пор считает чудом. По собственнному его признанию, в тот день ему "трижды крупно повезло".
"…Во-первых, сидел достаточно близко от люка… Меня все же вытащили. А тех двоих, которые сидели за мной, дальше от люка — не вытащили, там сплошной огонь был, невозможно было вытащить. Вначале, отчего все, кто был в машине, потеряли сознание, — сильный удар снизу, сам взрыв мины, а потом стала гореть солярка, рваться боекомплект — там сплошной огонь был, в воздухе был огонь. Уже потом, при операции на лёгких, оттуда вынули много гари, все это попало в легкие. Но меня все же вытащили оттуда и (снова везенье!) бросили в горящей одежде в жижу рисового поля, потом завязалась перестрелка. На мне горела одежда, ботинки сгорели совсем, штаны, волосы. Лицо? Там огонь сильный был, видимо, когда боезапас стал рваться…
И снова — удача. Меня чуть не забыли — вокруг стрельба. "Где Сашка?" — "Не знаю, тут где-то был…". Но в этот момент я стал стонать, без сознания, но застонал. Меня вытащили из канавы, советник наш — опять везение — очень неплохо наложил шины на переломанные ноги. На несколько секунд я приходил в себя, видел только, что ноги как-то странно выворочены, мне грезились какие-то странные вещи… Если неправильно наложить шины — почти сразу начинается гангрена. И вновь везение — командир батальона "коммандос", с которым мы работали, выделил бэтээр, чтобы отвезти раненых. Правда, советнику для этого пришлось вытащить пистолет, но под пистолетом он все-таки согласился отвезти раненых. У мусульман другое отношение к раненым, чем у нас. Там: "аллах дал — аллах взял"…
Александру Карпенко тогда (и после) открылось такое, что для большинства других грешных-смертных неведомо-невидимо:
…И живу я смертью павших
На одной со мной войне…
Что томишь меня, тревога?
Что баюкаешь, печаль?
У поэта и у Бога
Есть одна святая даль.
Как тут не вспомнить другого нашего товарища, увы, погибшего до срока на чеченской войне, тоже самобытного поэта и окопного барда — Анатолия Ягодина, который предвидел свой шаг:
Я бог. Я поэт.
И срок мой настал
чужие гасить амбразуры.
Не окажись Александр Карпенко между жизнью и смертью (к этой, костлявой, он был куда как ближе), в поэтическом его творчестве тема войны звучала бы наверняка иначе — было бы написано больше героико-патриотических стихов, посвященных боевым друзьям-товарищам, фольклорно-бытовых песен. Но, поднявшись почти из пепла, как птица Феникс, поэт больше обращается к неземному, много философствует, размышляет о смысле бытия вообще и своей жизни, в частности. Пережитое в двадцать (всего-то!) лет, конечно, оставило свой след на все мировоззрение Александра, на его отношение к окружающему миру вообще и близким людям, в частности. "Церковный сюжет" — так называется одна из песен его альбома. Здесь же — "Поговори со мной, трава", "У мальчишки украли лицо", "Напрасный ангел", "Философская маска", "Мадам Печаль"…
Приходят о гибели вести,
И в памяти их не стереть…
А знаешь, дружище, по чести,
Нам надо бы братством всем вместе
В обитель уйти и скорбеть,
Молясь тем, кто пал за рекою, -
Но мы возвращаемся в мир,
Где дьявол кровавой рукою
Наш доблестный путь обагрил.
Нет, Карпенко вслед за товарищем своим, "афганцем" не ушел в монастырь. Оставшись "в миру" (но так и не выйдя из своего боя на пыльной афганской дороге), он поступил в Литературный институт, где учился в семинаре известного поэта Евгения Долматовского. И на другой своей книжке — "Третья сторона медали" он снова помещает свой двойной (как на игральной карте) портрет, лейтенантское фото и нынешняя "философская маска". Кроме стихов в книжке собраны "парадоксы некорвертируемой мысли" — афоризмы, максимы и прочие "размышлизмы", не всегда бесспорные, но своеобразные и интересные. Здесь же он объясняет и название своего сборника: "Третья сторона медали" — одно из имен Бога в моей философии".
Кто беден, кто богат:
Афганский пройден ад,
Медали всем живым раздали.
А мертвые с тех пор
Заводят разговор
О третьей стороне медали…
… Пророки — не князья,
И все-таки, друзья:
Какие нас торопят дали?
Опять кромешный ад?
Опять сплошной парад?
Иль третья сторона медали?
Карпенко, заглядывая вдаль, признается: "Иногда я жалею, что мы — современники: я бы предпочел быть книгой в ваших руках". Чего жалеть-то, друг Саша, — тебя ведь читают и слушают! В своем исследовании "Песни афганского похода" главный редактор "Литературной России" Вячеслав Огрызко творчеству А.Карпенко посвящает отдельную главу. Название ее — "Разговоры со смертью" — жутковато, но истинно, как зарисовка того самого страшного для него дня, о котором поэт вспоминает не раз, или как встреча с Незнакомкой, когда:
Я отшатнулся, взгляд не выдержав.
Луч ледяной мне сердце выжег:
Cреди портретов — тусклых, выцветших —
Узнал я двух своих братишек.
Я ранен был в то утро раннее,
Но встреча не была игрою:
Она во мне искала равного,
Она звала меня с собою.
Но я отстал. Устал безмерно я.
Раздался голос автомата,
И шляпа с траурными перьями
Упала на венок заката.
Он "различал дыханье мух — жужжащий запах близкой смерти…" Две недели он не приходил в себя, только жуткие видения его посещали… Но
...высока за познание плата,
И на жребий нам трудно пенять…
Мне сегодня непросто, ребята.
Мне еще предстоит умирать…
Еще одно открытие-признание поэта, на этот раз не столь мрачное, но оптимистическое, жизнелюбивое: "Счастье — ощущать порыв людей к себе".
Я лично убеждался, что к нему приходят неравнодушные люди, в том порыве, которого он ждет. Помню, промозглым осенним днем было тепло и уютно в небольшом арткафе в центре Москвы, где негромкие барды, в том числе и "афганцы", открывают сокровенное, которым хочется поделиться:
Мы принесли с собой войну
В свои родные переулки,
И наши мирные прогулки,
То настороженно, то гулко
Тревожат эхом тишину.
Мы возвратились в старый свет
Еще в расцвте лучших лет…
В горах остались бэтээры,
Но наша огненная вера
Заменит нам бронежилет!
ПОГОВОРИ СО МНОЙ, ТРАВА…
Поговори со мной, трава,
Скажи мне, где берутся силы?
Меня ведь тоже так косили,
Что отлетала голова.
Скажи, подружка, как дела?
Какие снятся сердцу дали?
Меня ведь тоже поджигали,
И я, как ты, сгорел дотла.
Откуда силы-то взялись?
Казалось, нет нас — только пепел,
Но мы из этих смертных петель,
Как птица Феникс, поднялись.
Скажи мне нежные слова.
Нас ждут и праздники, и будни.
Я снова молод, весел, буен.
Поговори со мной, трава!
НАГРАДЫ
Так случилось со мною — был отдан
Я, израненный, в руки врачей —
И искал меня новенький орден
Двести семьдесят дней и ночей.
Как тебя в этой жизни застал я?
Сердце сдалось, как огненный ком,
Между орденской красной эмалью
И засевшим в лопатке свинцом...
Мы идём грозовыми путями,
Ополчась на невзгоды и смерть,
И наградам, летящим за нами,
Так непросто за нами успеть!
Вот опять предо мной то мгновенье,
В тишине раскатившийся взрыв...
Может быть, награждён уже тем я,
Что остался в аду этом жив!
И в пути как стрела, быстротечном,
Там, где шаг — словно подвиг большой,
Награждён я пожизненно, вечно
Закалённой в страданьях душой.
...Ты идешь по нескучному саду,
Обещанием счастья маня...
Что же ты, дорогая награда,
Догоняешь так долго меня?
Братишка. Борис КАРПОВ
| 
