НООСФЕРА КАК ГЛОБАЛЬНАЯ ЗОНА ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ И ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ Антипенко Л. Г.

1. Общие представления о ноосфере

В настоящее время наука и практика располагают обширным множеством статистических данных о пагубном воздействии на физическое и нравственное здоровье человека тех изменений в окружающей экологической среде, которые происходят в результате необдуманной хозяйственной деятельности. Ситуация всѐ больше приближается к критическому состоянию по мере того, как локальные проблемы взаимоотношений человека и среды приобретают глобальный характер. «Стало общепризнанным фактом, – писал академик М. А. Марков,– что цивилизованное общество пока «интенсивно» работает над превращением нашей планеты, где прежде самой природой были созданы условия для возникновения жизни, – в пустыню, уничтожающую жизнь. Все понимают, что пора остановить этот разрушительный процесс, но мы не спешим с решающими начинаниями» [1; с. 39]

К концу XIX – началу ХХ-го столетия научно-технический прогресс достиг таких показателей, при которых выяснились размеры вещественно-энергетических преобразований Земной поверхности и околоземного пространства, вызываемых технико-экономической деятельностью людей. Оказалось, что суммарный эффект всех антропогенных изменений природной среды стал сопоставимым по своим масштабам с действием геологических сил и что направлен он не в сторону улучшения, а в сторону ухудшения жизненной среды. В связи с этим естественно встала задача научиться управлять технико-экономической деятельностью, предотвращать еѐ негативные последствия. В поисках научных методов решения данной задачи и возникло учение о ноосфере.

Термин ноосфера происходит от греческих слов noos – разум и sphaira – шар и обозначает, таким образом, в некотором смысле, разумную оболочку Земли. Использование в качестве синонимов для него таких слов, как антропосфера, социосфера, техносфера нельзя признать удачным, так как последние служат для обозначения стихийно сложившейся глобальной экологической ситуации.

С самых первых шагов зарождения нового глобалистического учения наметились два подхода к истолкованию его центрального понятия. Один из них можно назвать, с некоторыми оговорками, – спиритуалистическим; второй, – натуралистическим. К представителям первого направления относятся французские учѐные Э. Леруа (1870 – 1954) и П. Тейяр де Шарден (1881 – 1955); второе направление сложилось под воздействием идей В. И. Вернадского (1863 – 1945). Французские мыслители стремились объединить одной эволюционной линией космогенез (возникновение и развитие Вселенной) и антропогенез. В этом плане ноосфера была представлена как идеальная, духовная оболочка Земли, заселѐнная людьми, отнесѐнными к виду homo sapiens. «Изменение биологического состояния, приведшее к пробуждению жизни, – писал Тейяр де Шарден, – не просто соответствует критической точке, пройденной индивидом или даже видом. Будучи более обширным, это изменение затрагивает саму жизнь в еѐ органической целостности, и, следовательно, оно знаменует собой трансформацию, затрагивающую состояние всей планеты» [2; с. 148]. «Мысль становится множеством, – добавляет он, – чтобы завоевать всѐ пространство поверх любой другой формы жизни. Другими словами, дух ткѐт и развѐртывает покров ноосферы» [2; с. 155].

Вернадский излагал своѐ видение ноосферы исходя из созданного им учения о биосфере. В таком контексте ноосфера предстаѐт как особая, высшая стадия в биосферном развитии. Биосфера характеризуется постоянным биогеохимическим круговоротом вещества. Его энергетической основой служат солнечные лучи, особенно – видимый свет, энергию которого аккумулирует мир зелѐнных растений. Хлорофилловые клетки зелѐных растений, занятые фотосинтезом, выполняют двоякую роль. Во-первых, накапливая в своей химической структуре энергию какой-то части лучей, они тем самым сохраняют ценные качества солнечной энергии, предотвращая еѐ от бесполезного рассеяния в пространстве. Во-вторых, фотосинтез сопровождается выделением кислорода, которым дышат все живые организмы. Эти два фактора служат основой всей организации биосферы, всего того порядка, который противостоит еѐ деградации, хаосу, беспорядку. Для определения степени хаотизации и беспорядка всякой наполненной теплом (тепловой) системы в термодинамике используют величину, называемую энтропией. Противоположная ей величина – мера порядка и организации – носит название негэнтропии (антиэнтропии) или ЭКТРОПИИ (по терминологии П. А. Флоренского).

Фундаментальный вопрос, на который со всей необходимостью должно было ответить вновь создаваемое учение о ноосфере, состоял в следующем: почему форма жизни, воплощѐнная в мире зелѐных растений, имеет антиэнтропийный характер, в то время как жизнь, втянутая в русло человеческой цивилизации, разрушает свои собственные основы, внося в среду обитания хаос и гибельное выравнивание жизненных потенциалов?

Прямое сопоставление физиологической организации зелѐного растения и человека натолкнуло Вернадского на вывод, к которому ещѐ раньше пришѐл К. Э. Циолковский. Вывод этот состоял в том, что человек сможет найти путь преобразования биосферы в ноосферу, если он одновременно займѐтся преобразованием своей собственной природы. Один из возможных вариантов – приобретение организмом человека свойств автотрофных организмов, то есть тех организмов, которые синтезируют из неорганических веществ необходимые для жизни органические вещества, пользуясь солнечной энергией. Имеются в виду в первую очередь, конечно, высшие растения и водоросли, способные к фотосинтезу. (Циолковский в своих научно-фантастических видениях подробно описывал людей, парящих в просторах Вселенной и усваивающих собственными крыльями солнечную или звѐздную энергию).

В этом и заключается натурализм школы Вернадского, которая не обошлась без ряда элементов вульгарного материализма, присущего некоторым течениям русского псевдо- космизма. Надо сказать, что в последних – никогда не находил отражения фундаментальный тезис русского космизма – утверждение о наличии духовной связи человеческой личности со всем космическим универсумом. А именно на этом настаивали самые выдающиеся русские мыслители, к числу которых относится П. А. Флоренский. В одном из писем Вернадскому, датированным 1923 г., он, в частности, сделал такие замечания вслед за обсуждением специфики биосферического опыта:

«С своей же стороны хочу высказать мысль, нуждающуюся в конкретном обосновании и представляющую скорее эвристическое начало. Это именно мысль о существовании в биосфере, или может быть, на биосфере того, что можно было бы назвать пневматосферой, то есть о существовании особой части вещества, вовлечѐнной в круговорот культуры, или точнее, круговорот духа. Несводимость этого круговорота к общему круговороту жизни едва ли может подлежать сомнению» [3; с. 298].

Флоренский, как видим, выдвигает в данном случае идею, в чѐм-то близкую концепции Тейяра де Шардена и Э. Леруа. По представлениям же Вернадского всякий круговорот вещества или, точнее, – всякий вещественно-энергетический обмен в системе живого и неживого необходимо ограничен сверху эволюционной лестницы гранью биологической формы движения материи. «Перед всем живым, – писал Вернадский в письме к Н. Е. Вернадской от 19 июля 1917 г. – мелким кажется весь ход истории. И странно, я через самый грубый на первый взгляд материализм мог бы подойти этим путѐм к странным и очень далѐким от материализма философским выводам. Их вводить не хочу, но их возможность указываю. Едва ли возможно целиком жизнь свести на физико-химическое» [4: с. 286]. И



действительно, дальше данного «далѐкого от материализма» вывода он не пошѐл. А между тем провозглашѐнный школой Вернадского тезис о взаимозависимости двух процессов – процесса перехода от биосферы к ноосфере и процесса совершенствования конституции человека – представляется нам очень важным, и на нѐм следует остановиться особо.

2. Конститутивная сущность человека и фундаментальная причина экологического кризиса

Существует свод представлений о человеке, которые объединяются под именем антропологии. Но антропология до сих пор так и не выработала общепринятого понятия о человеческой сущности. Причина этого еѐ недостатка состоит в том, что за длительный исторический период научного развития не удалось объединить воедино, синтезировать два разных подхода к изучению человека – естественнонаучный и социальный или гуманитарный. Поэтому-то и существует огромный разброс мнений о сущности человека, а вокруг него – самые дикие и несуразные фантазии об эволюции homo sapiens. Конец им, похоже, должно положить зарождающееся в недрах отечественной мысли учение о человеке, которое мы будем называть конститутивной антропологией.

Термин «конститутивный» (лат.) означает как раз то, что составляет сущность того или иного предмета. Только приобретя уверенное знание о сущности человека, можно будет обоснованно судить о возможности или вообще о невозможности еѐ эволюционного изменения. Распутывая этот сложный вопрос, мы будем опираться на научные и философские разработки таких представителей русской мысли, как Н. А. Васильев, Г. Челпанов, П. А. Флоренский, Н. И. Кобозев и др. Но вначале остановимся несколько на тех представлениях о человеке, которые сложились в рамках наиболее распространѐнного эмпирического метода его изучения.

Тут вершиной методологической изобретательности считается двойственный подход к изучению явлений. Феномен человека, взятого в качестве живого существа, описывается в таких терминах, как ассимиляция и диссимиляция, – усвоение и выделение, вдох и выдох и т. п. Таким способом определяются два, и только два, источника его жизненной энергии – питание и дыхание, снабжающие человеческий организм, с одной стороны, – энергоѐмкими органическими веществами, с другой, – кислородом.

А как быть с тем, что подразумевается в понятии духовной энергии человека? В религиозном мировоззрении утверждается: «не единым хлебом жив человек». Значит, у него есть особые источники духовной энергии, приобщение к которым в православно-христианской литературе называется синергией. Но как к ним обычно относится позитивная наука? До недавнего времени она проходила мимо всякого такого рода свидетельств, потому что те приборы, которыми пользуются позитивные науки, не «чувствительны» к синергийным влияниям. И это понятно. Церковь говорит о том, что единственным инструментом, способным реагировать на такие духовные влияния, является человек. Эмпирическая же наука либо пользуется неодушевлѐнными физическими приборами, либо использует в целях исследования организмы животных, лишѐнных синергийных способностей. Конститутивной антропологии понадобилось глубокое понимание того факта, что синергийные, духовные восприятия человека не укладываются в рамки чувственно-эмпирических ощущений и впечатлений. Их нельзя уловить обычными физическими приборами, потому что последние суть только усиления чувственных модальностей человека.

В русле идей конститутивной антропологии потребовалось, далее, создание языка, подходящего для описания этого третьего источника жизненной энергии человека. В чѐм его особенности? Общепринятый в естествознании язык, на котором привыкли думать и выражаться учѐные, подчиняется принципам и законам элементарной логики. Из них логический принцип тождества находит своѐ непосредственное применение при составлении физико-математических уравнений, соблюдающих баланс физических величин. Здесь же находит выражение и конкретная формулировка всевозможных законов сохранения, начиная с гидродинамики и кончая электродинамикой и более сложными разделами физики. Баланс физических величин вписывается в схему двойственного подхода к изучению явлений. Поэтому

он породил и игру в так называемую диалектику. В «Диалектике природы» Ф. Энгельс указывал, например, на противоположность таких математических операций, как сложение и вычитание, умножение и деление, интегрирование и дифференцирование и тут же делал «диалектический вывод»:

«Все неизменные различия математических действий исчезают, всѐ можно изобразить в противоположной форме» [5; с. 223].

Правда, когда Гегель изобретал свою диалектическую игру в противоположности, он вынужден был признать, что существует, по крайней мере на качественном уровне, отклонение от баланса используемых величин. При этом он провозгласил, что в триаде ТЕЗИС – АНТИТЕЗИС – СИНТЕЗ, представляющей схему всякого развития, антитезис должен как-то «перевешивать» тезис, иначе было бы совершенно бессмысленно говорить о неравновесном развѐртывании явлений. (Триада могла бы, в противном случае, описывать лишь некоторые флуктуации в равновесном состоянии системы). Гегель вынужден был обойти логический закон тождества, стоящий на страже математической мысли, поэтому он провозгласил мистический тезис («закон») перехода количества в качество. На качественном уровне дисбаланс математических и физических величин так резко в глаза не бросался.

Между тем естествознание тоже столкнулось с проблемой дисбаланса физических величин, который выявился в противоположных явлениях – явлениях деградации. Согласно второму началу термодинамики – во всякой замкнутой физико-химической системе, где имеет место тепловой процесс молекулярного движения, происходит самопроизвольное возрастание «физической» величины, называемой ЭНТРОПИЯ. И если система продолжает оставаться изолированной от окружающей среды, – она эволюционирует в сторону увеличения в ней хаоса до тех пор, пока энтропия не станет максимальной. Здесь, таким образом, тоже возникла аналогичная задача – устранить выявленное противоречие между требованием строгого соблюдения принципа тождества, гарантирующего неизменный порядок при составлении физико-математических уравнений, и очевидными отклонениями от него в области термодинамических процессов.

Мировая наука вышла на путь решения данной задачи тогда, когда объектом точных методов исследования сделали саму человеческую мысль. Всѐ, чем располагал естественнонаучный (математический) подход к изучению процесса мышления до недавнего времени, – сводилось к установлению внешнего соотношения между течением времени и развѐртыванием мысли. В конце 60-х годов текущего столетия была найдена, наконец, верная постановка давно возникшей проблемы. Она принадлежит нашему соотечественнику Николаю Ивановичу Кобозеву – родоначальнику нового научного направления: ТЕРМОДИНАМИКА ИНТЕЛЛЕКТА

Кобозев свѐл воедино те противоположные положения, о которых уже говорилось выше, то есть он сопоставил между собой два взаимоисключающих закона:

– закон (возрастания) энтропии для всех физико-химических систем, то есть молекулярных множеств любого уровня;

– закон тождества для мышления: А = А.

При таком сопоставлении сразу же напрашивается вопрос: каким образом человеческий мозг, будучи физической системой, работает, тем не менее, как идеальная логическая машина? Кобозев формулирует его так: «... какой механизм позволяет заведомо энтропийному физико- химическому аппарату мозга создавать идеализированные безэнтропийные конструкции, осуществлять с их помощью логическое мышление, точное кодирование и безошибочное опознавание символической записи любой мыслительной продукции?» [6; с. 149].

К памяти, конечно, апеллируют, когда хотят хоть как-то объяснить эту загадочную способность. Памятью обладают и животные. Но было бы наивно представлять себе, что изучение условных рефлексов животных организмов даст ключ к решению проблемы, сформулированной Кобозевым. Память даже самых высокоразвитых животных имеет чувственно-ассоциативный характер. Собака, например, узнает своего хозяина быстрее всего по запаху, который запечатлѐн в структуре еѐ мозга и ассоциирован со всеми другими ощущениями, испытываемыми животным при общении с ним.



Совсем другое дело – память человека. Человек, конечно, не обделѐн чувственным видом памяти, но главное у него – особая, символьная, или символическая – память, выделяющая homo sapiens из всего животного мира. Еѐ нельзя просто истолковать как способность воспоминания о прошлом. Математики, например, знают, что не существует того запаса фиксированных правил для построения знаковых конструкций математических теорем, которые позволили бы вывести хотя бы все теоремы элементарной арифметики. Поэтому умение восстанавливать или продуцировать что-то заново в символьной памяти даѐтся не как способность механического припоминания отображѐнного в символах порядка, а как умение пользоваться СМЫСЛОМ. Тем смыслом, который и диктует законы упорядоченности, будь то со стороны прошлого, или со стороны будущего, заранее вовсе неизвестного.

Так мы подходим к выводу о существовании СМЫСЛОВОГО ПОЛЯ, противостоящего энтропийной хаотизации мысли, которое мы вправе отождествлять с третьим источником жизненной энергии человека.

Эталоном антиэнтропийного течения мысли выступает математический элемент мышления. Но контроль со стороны смыслового поля простирается на более широкую область сознания, чем та, что участвует в процессах логико-математического или вообще – научного – творчества. Данное обстоятельство не осталось незамеченным Кобозевым. Он, в частности, писал: «Безэнтропийность свойственна не только логическим выводам, где она выступает с явной необходимостью. Это более широкая и даже универсальная способность человеческого сознания: все истинно художественные формы также обладают безэнтропийностью особого типа, так как в них нет ничего случайного и лишнего. Это превосходно выражено в словах Флобера, приводимых Мопассаном: «Какова бы ни была вещь, о которой вы заговорили, имеется только одно существительное, чтобы еѐ назвать; только один глагол, чтобы обозначить еѐ действие и только одно прилагательное, чтобы еѐ определить... И нужно искать до тех пор, пока [они] не будут найдены» [6; с. 101]

Вопрос о реальности смыслового поля сводится к вопросу о его происхождении. А здесь не сложилось единого мнения. Одни учѐные мужи утверждают, что смысловое поле есть культурный феномен, то есть что оно порождается в недрах культуры и исчезает с еѐ гибелью. В таком случае оно ограничивается вполне определѐнными временными и пространственными пределами. На их наличии будет настаивать всякий эмпирик, отвергающий существование сверхчувственной реальности. Фактически – эмпиризм признаѐт реальным только силовое физическое поле, являющееся источником всех чувственных ощущений.

Другая, противоположная, точка зрения принадлежит тем представителям духовной культуры, которые опираются не столько на совокупность внешних суждений о смысловом поле, сколько на сверхчувственный опыт собственных фундаментальных открытий. А такой опыт не менее убедителен, чем, скажем, – экспериментальная практика профессионального физика. В этом плане мы не можем не верить Флоренскому, когда он расширяет понятие смыслового поля до идеи вселенского Логоса и утверждает, что именно Логос выступает предпосылкой возникновения и развития культуры, а не наоборот [7; с. 144].

Анализ источников жизненной энергии человека позволяет нам создать теорию нового конститутивно-антропологического видения причин экологического кризиса. Она естественным образом вписывает в свою структуру известные по свято-отеческой литературе (Макарий Египетский, Григорий Палама и др. авторы) понятия «внешнего» и «внутреннего» человека. Макарий Египетский называет «внутренним человеком» такое состояние человеческой личности, при котором еѐ помыслы направлены не на внешнюю эмпирическую деятельность, а на глубины внутреннего созерцания, устанавливающего связь человека с Духом, или Логосом всей Вселенной. [8; с 24].

С точки зрения конститутивно-антропологической теории с понятием «внутреннего человека» соотносится его внутренняя, антиэнтропийная деятельность, а с понятием «внешнего человека» – деятельность внешняя, энтропийная по своим конечным следствиям. Внутреннее и внешнее в человеческой личности определяются таким образом еѐ связями соответственно со смысловым и силовым полями. В этом свете причина экологического кризиса видится в преобладании внешней, хаотизирующей деятельности над внутренней.

В ней, однако, имеется два аспекта – естественнонаучный и духовно-нравственный, поочерѐдному рассмотрению которых и будут посвящены следующие страницы.

3. Взаимоотношение между экологией и культурой

Взятая в целом, человеческая деятельность создаѐт тот новый по отношению к биосфере мир, который принято называть культурой – культурой в широком смысле этого слова. В контексте столь общего понимания теряется, однако, ценностная квалификация нынешнего этапа культурной эволюции. И, конечно, стирается в таком случае различие между культурой, наполненной духовным содержанием, и антикультурой. Ведь что понимают обычно под культурой?– спрашивал в своѐ время Флоренский. И отвечал: «Это – всѐ, решительно всѐ, производимое человечеством. Тут мирная Гаагская конференция, но тут и удушающие газы; тут Красный Крест, но тут и обдавание друг друга струями горящей жидкости ... Всѐ это равно есть в культуре, и в пределах самой культуры нет критериев выбора, критериев различения одного от другого: нельзя оставаясь верным [такой] культуре, одобрять одно и не одобрять другое» [9; с 127–128].

Поэтому, утверждал он, для расценки ценностей надо выйти за пределы культуры и найти критерии, трансцендентные ей. Флоренский находит такие критерии, обращаясь к тому способу мировидения, который и назван выше конститутивно-антропологическим.

Напомним, что философский термин «трансцендентный» (лат. transcendens, transcendentic) в буквальном переводе с латинского означает «переступающий, выходящий за пределы». В философско-энциклопедическом словаре (изд. 1983 г.) записано: «Трансцендентный, термин, возникший в схоластической философии и характеризующий всѐ то, что выходит за пределы чувственного опыта, эмпирического познания мира; предмет религиозного и метафизического познания».

Всякая философия, отрицающая существование сверхчувственной реальности и не признающая законность методов вне-эмпирического познания, лишает понятие трансцендентного какого-либо разумного содержания. Огромная заслуга отца Павла Флоренского перед современной наукой состоит в том, что он раскрыл естественнонаучный аспект в «предмете религиозного и метафизического познания». Трансцендентным в этом аспекте оказалось то, что противостоит мировому закону возрастания энтропии.

«Основным законом мира,– читаем мы в его автореферате, – Ф(лоренский) считает второй принцип термодинамики, взятый расширительно, как закон Хаоса во всех областях мироздания. Миру противостоит Логос – начало эктропии. Культура есть сознательная борьба с мировым уравниванием: культура состоит в изоляции, как задержке уравнительного процесса Вселенной, и в повышении разности потенциалов во всех областях, как условии жизни, в противоположность равенству – смерти» [7: с 144].

Флоренский различает два источника эктропии, когда указывает, во-первых, на изоляцию и задержку уравнительного процесса Вселенной и, во-вторых, на повышение разности потенциалов во всех тех областях окружающего мира, где жизнь побеждает смерть. В условиях земной биосферы и земной человеческой культуры первый источник принадлежит солнечным лучам и миру зелѐных растений, второй же имеет антропологический характер. Культура, которая ориентирована преимущественно на использование первого источника эктропийной энергии, известна как культура земледельческая, крестьянская. Она органически вписывается в естественные биосферные процессы.

Протекающий естественным путѐм круговорот живого вещества в биосфере оказывается мощным фактором геологических процессов. Насколько велика роль данного фактора в преобразовании горных пород литосферы, – свидетельствует подтвердившаяся гипотеза Вернадского о том, что даже огромные массивы гранитов суть продукты биосферной переработки косного вещества Планеты. «Оправдавшая себя гипотеза Вернадского,– читаем мы в книге одного современного географа, – приводит к неизбежному выводу, что вся континентальная кора Земли создана при непосредственном участии жизни. То есть огромный, неподъѐмный вес шести материков земной суши повсеместно переработан,

перелопачен нежными хлорофилловыми клетками» [10; с. 10-11].

Перенос центра тяжести такого рода глобальных изменений в сторону антропогенной

активности создавал у приверженцев научно-технического прогресса ложное мнение, что поскольку антропогенное вмешательство в биосферные процессы совершается существами, наделѐнными разумом, этот самый разум уже и выступает гарантом разумного преобразования биосферы в ноосферу. Не был лишѐн такой иллюзии и Вернадский, если судить по ряду его высказываний. Однако, весь опыт развития цивилизации в самые последние десятилетия, истекшие уже после смерти Вернадского, свидетельствует об обратном: никаких признаков перехода к ноосфере мы не наблюдаем. Экологическое сознание людей находится на столь низкой ступени (прозябание!), что даже специалисты-экологи не знают, какие меры должны быть предприняты, чтобы предотвратить сползание к экологической катастрофе.

Между тем опыт изучения внутренней, антиэнтропийной деятельности человека позволяет уже сегодня сделать практически-значимые рекомендации. Некоторые из них проистекают из конститутивно-антропологической оценки энергетических программ, усиленно внедряемых в жизнь в последние десятилетия. Никто не подвергает сомнению тот факт, что все используемые в народном хозяйстве способы концентрации солнечной энергии представляют собой эталон экологической чистоты. Столь же очевидно де-факто и другое: атомная энергетика занимает противоположный полюс – полюс экологической нечистоты и вредоносности. В конститутивно-антропологическом мировидении раскрывается онтологический статус данного различия.

Задумаемся, почему употребленные выше эпитеты «чистый» и «нечистый» как-то сами собой напрашиваются на сравнение с бытующим в народном сознании представлением о «чистом» и «нечистом» духе. Быть может, тут кроется нечто большее, чем случайные совпадения определений?

Я не знаю, есть ли у нас такие служители культа, которые освящали бы атомные электростанции. Скорее всего,– нет. Интуитивные же прозрения некоторых наших крупных учѐных свидетельствуют, что одни, – естественные энергетические источники – функционируют по законам Логоса, другие – искусственно сконструированные – функционируют вопреки этим законам. Как показали изыскания советского астронома Н. А. Козырева, небесные звѐзды светят не только потому, что в них совершаются циклы ядерных превращений. Есть другая, глубинная причина, которую он соотносит с созидательной, антиэнтропийной компонентой временного потока. С этой точки зрения, писал Козырев, Солнце и звѐзды необходимы для осуществления гармонии жизни и смерти и в этом, вероятно, – главное значение звѐзд во Вселенной.

«Глубокий смысл приобретают слова Платона в «Тимее»: «Эти звѐзды назначены участвовать в устроении времени». Но к этому надо добавить, что и время участвует в устроении звѐзд» [11; с. 91].

Предчувствия научных прозрений Козырева явно прослеживаются в философии русского космизма. В книге Е. Н. Трубецкого «Смысл жизни» мы находим такие высказывания о Солнце:

«В Солнце когда-нибудь облечѐтся подлинный источник жизни. Тогда отношение к Солнцу из внешнего станет внутренним – жизнь сама станет насквозь солнечной, как ризы Христа на Фаворе; и этим оправдывается вся радость о Солнце, наполняющая поля и леса» [12; с. 55]. Похоже, что Трубецкой говорит о том внутреннем отношении к Солнцу, что раскрывается в антиэнтропийном единстве энергии человеческой мысли и энергии Солнца, несмотря на их гигантскую разницу в количественном выражении.

Вернуть себе звание ДЕТЕЙ СОЛНЦА нынешние поколения людей смогут только тогда, когда добьются превосходства внутренней деятельности человека над внешней. Основная трудность тут состоит в том, что последняя несѐт на себе маску деятельности внутренней. Она ведь тоже, реализуясь во внешней среде, привносит в неѐ определѐнный порядок – строительство городов и дорог, осушение болот, рытьѐ каналов и т. д. и т. п. Но этот внешний порядок носит, как правило, ограниченный, локальный характер и оплачивается энтропийным

беспорядком в больших масштабах. Экологическая катастрофа означает наступление такого состояния, когда все очаги энтропийного беспорядка сливаются в один глобальный очаг.

4. Духовно-нравственные аспекты экологического кризиса. Взаимосвязь экологической и психологической безопасности

Духовно-нравственная причина экологического кризиса имеет свои специфические проявления в той мало изученной среде, которую Флоренский назвал пневматосферой. Пневматосфера теперь сказывается в жизни людей множеством оккультных явлений, отождествляемых чаще всего с так называемыми неопознанными летающими объектами (НЛО). Мы называем их оккультными потому, что в сознании сталкивающихся с ними людей они предстают в ложном свете: как транспортные средства инопланетных визитѐров, прибывающих на Землю из других обитаемых миров Вселенной. Косвенным подтверждением прямой связи феноменов НЛО с экологическими бедствиями служит тот факт, что в деле преодоления этих бедствий наши духовидцы рассчитывают именно на помощь инопланетного разума.

Священник Серафим Роуз полагает, что НЛО есть не что иное, как новейший медиумический приѐм, с помощью которого нечистый дух, дьявол, вербует сторонников своего оккультного мира. «Это ужасный знак того, – пишет он,– что человек стал доступен демоническому влиянию, как никогда до этого с начала христианской эры. В XIX в. для того, чтобы войти в контакт с демонами, был необходим сеанс в тѐмной комнате, теперь же для этого необходимо только взглянуть на небо (правда, обычно ночью)» [13; с. 118-119].

Определение всех оккультных явлений в качестве медиумических означает, что их визуализация и материализация считаются мало вероятными или вовсе невозможными без человека-посредника,– медиума. Духовный опыт, в котором душа человека общается с чистым или нечистым духом, нашѐл наглядно-образное описание у Флоренского. «... Душа восторгается,– отмечал он, – из видимого и потеряв его из виду, восхищается в область невидимого – это дионисическое расторжение уз видимого. И воспарив горе, в невидимое, она опускается к видимому; и тогда перед нею возникают уже символические образы мира невидимого – лики вещей, идеи:– это аполлоническое видение мира духовного».

Мы узнаѐм в этом описании творческое проявление в человеческом уме смыслового поля, как оно реализуется, скажем, – в символических образах математики. Но имеется и другая компонента сверхчувственной реальности, о которой говорится далее так:

«Есть соблазн принять за духовное, за духовные образы вместо идей те мечтания, которые окружают, смущают и прельщают душу, когда перед нею открывается путь в мир иной. Это духи века сего пытаются удержать сознание в своѐм мире. Пограничные с миром потусторонним, они, хотя и здешней природы, уподобляются существам и реальностям мира духовного» [14; с. 205].

Видимо, противоположные стороны обрисованного здесь опыта, общение человека с чистым и нечистым духами, зависят как от душевных склонностей самого человека, так и от общего состояния пневматосферы. Весьма правдоподобным может быть допущение, согласно которому жизненно необходимая связь людей с духовным универсумом нарушается в результате патологической деформации пневматосферы. С чисто физической точки зрения речь идѐт о таких процессах, когда пространство подвергается «ломке» и уже не может больше рассматриваться как пассивная арена для происходящих в нѐм событий. Флоренский теоретическим путѐм дошѐл до открытия внутренней стороны, своего рода «изнанки» пространственно-временного многообразования [15]. И если его топологическая модель пространства верна, тогда – согласно с законами квантовой физики – в разряд наблюдаемых явлений могут перейти локальные очаги вывернутого наизнанку пространства. Их перемещение в пространстве должно существенно отличаться от пространственного движения физических тел. Возможно, здесь кроется загадка таких изменений в движении НЛО, которые несовместимы с принципами ньютоновской динамики; и вообще, – с установкой на абсолютизацию различия между физическим и психическим.

(Кстати говоря, такая установка претерпевает существенные изменения в квантовой теории физики).

С этих позиций достойными внимания представляются нам суждения об НЛО Жака Балле, – одного из самых авторитетных исследователей аномальных явлений. «Среди тех из моих коллег-учѐных, кто интересуется НЛО, – заявляет он в своей книге «Невидимый колледж»,– имеется два основных подхода, один из которых можно назвать «технологическим», другой – «психологическим». Некоторые физики и инженеры рассматривают сообщения об НЛО с точки зрения «болтов и гаек». С другой стороны, те же самые сообщения об НЛО интерпретируются психологами в терминах архетипов или чего-то такого, что служит восполнением психологической нужды перципиента. Современная наука развивалась исходя из предпосылки, что эти две области – физического и психического – надо всегда тщательно разделять. С моей же точки зрения такое различие хотя и является удобным, но оно произвольно. Проблема НЛО есть прямой вызов этой произвольной дихотомии между физической и духовной реальностями» [16;с.2].

Ж. Балле далее, для объяснения природы НЛО, выдвигает гипотезу, которую можно было бы назвать гипотезой пневматосферной реакции на поведение людей, поскольку она опирается на идею психосоциального контроля и регулирования.

«В этой книге,– говорит он, имея в виду «Невидимый колледж», – я предлагаю рассмотреть гипотезу о том, что феномены НЛО составляют систему регулирования. Если такая гипотеза верна, то здесь проявляется нечто такое, что можно уподобить действию термостата в доме. Термостат есть механизм, стабилизирующий взаимоотношения между температурными требованиями нашего тела и изменяющейся вне его погодой. Подобным образом можно полагать, что феномены НЛО служат стабилизации взаимоотношения между потребностями сознания человека и постоянно усложняющимися реалиями мира сего, который он должен понять» [16; с 1-2].

Факты, отслеживаемые в публикациях Балле и других заслуживающих доверия учѐных, действительно подкрепляют идею психосоциального регулирования. Но если проанализировать распределение массива информации об НЛО во времени, – слова об усложняющихся реалиях мира наполняются конкретным содержанием. А именно: явления НЛО предстанут как сигналы о нарушении экологического равновесия в биосфере и пневматосфере. Вспомним, что первые сообщения об НЛО в 20-м столетии появились в те годы (в американской печати отмечен год 1947), когда проводились испытания ( в том числе и на людях) атомного оружия. По мере роста количества таких испытаний, в которые были вовлечены и взрывы термоядерных бомб, возрастало и количество сообщений о «летающих тарелках».

Замечена также корреляция между всплеском явлений НЛО и другими нравственно- экологическими бедствиями. «В 1968 г.,– читаем мы в книге Балле,– в течение шести месяцев после шестидневной войны* множество людей утверждало, что они были свидетелями Девы Марии в Цейтауне (Египет). Цинтия Нельсон так подошѐл к вопросу о значении этой реальности, что он охватывает и круг феноменов НЛО: «Как феноменалисты мы откладываем приговор относительно того, является ли такое видение ДЕЙСТВИТЕЛЬНО РЕАЛЬНЫМ (вопрос для научного натурализма), и, скорее, пытаемся понять, что делают люди, сталкиваясь со стрессом. Если люди квалифицируют какие-то ситуации в качестве реальных, они реальны по своим последствиям» [16; с. 3].

(*Имеется в виду ближневосточная война между Сирией и Египтом, с одной стороны, и Израилем – с другой).

Видения, предстающие в облике, скажем, – Девы Марии или всевозможных гуманоидов, служат, кажется, убедительным свидетельством того, что упомянутый выше круговорот духа, сопровождаемый вещественно-энергетическим обменом в пневматосфере, демонстрирует себя в некоторых формам, подобных формах реального предметного мира, в особенности же формам антропоморфным. (Пусть читатель извинит за некоторую тавтологичность выражения). Это приводит к пониманию того, почему результаты деформации смыслового поля в биосфере, вызванные нравственно-экологическими бедствиями, истолковываются на конфессиональном языке как земное проявление бесовщины.

В этом плане борьба за Логос в пневматосфере, которая на чисто конфессиональном языке называется «невидимой бранью», есть совместная борьба за экологическую и психологическую безопасность человека, достижимую в условиях ноосферы. Мы стремились, таким образом, показать, вскрывая единство нравственной и экологической культуры, что без понимания такого единства не могут быть найдены пути преодоления экологического кризиса, праведные пути к построению ноосферы.

Указывая на опасный разрыв между научно-техническим прогрессом и нравственными ориентирами людей, выработанными традиционной культурой, мы в то же время указываем на причины этого разрыва и средства его преодоления. Сопоставление внешней и внутренней деятельности человека, как энтропийной и антиэнтропийной компонент его общей активности, идет по линии сопоставления понятий «внешнего» и «внутреннего» человека, выработанных в свято-отческой литературе. Повторим, что Макарий Египетский называет «внутренним человеком» такое состояние человеческой личности, при котором еѐ помыслы как раз и направлены не на внешнюю эмпирическую деятельность, а на глубины собственного духа, органически соотносимого с Духом, или Логосом, всей Вселенной.

Так что «внутренний человек» – это высоко нравственная, в православном смысле, личность. Еѐ нравственная чистота ведѐт к чистоте экологической. Об этом свидетельствует чистота и порядок, всегда царящие на тех островках жизни, где располагаются православные храмы.

5. Вместо заключения

В XIII в. Фома Аквинский написал фундаментальный труд «Сумма теологии». Он представляет собой образец высокой трагедии, озарѐнной надеждой на спасение души. Предпринятая в XX в. сходная попытка подвести суммарный итог мировоззрению Нового времени вылилась в фарс «Суммы технологий» Ст. Лема. Эти два труда принадлежат не просто разным историческим эпохам, а качественно разнородным эпохам культуры и цивилизации. Самой краткой характеристикой цивилизации, достигшей своей завершѐнности в американском образе жизни, могла бы послужить фраза: «сумма технологии и физиологии». Но к этой «сумме» приходится ещѐ добавлять обширную область оккультных явлений. Я старался показать, что современные формы оккультизма не суть нечто внешнее, случайное по отношению к технологической цивилизации. Они органически присущи ей, и к ним неприменим упрощѐнный подход как к исчезающим пережиткам традиционных форм религиозного сознания.

Поэтому чтобы избежать ложных шагов в деле построения ноосферы, надо учитывать наличие этой тѐмной, аморальной стороны современной жизни*. [*См. журнал «Русская мысль», No 1-2, 1993; статья Берестенко М. К. «Информпатология – наука новая и злободневная», стр. 54-61 – примечание гл. ред. В. Родионова].

Язык позитивной науки мало приспособлен для еѐ описания. И использование конфессионального языка становится неизбежным. Однако само по себе обращение к языку посвящѐнных в таинства духа было бы бесполезным для профанического сознания, если бы отсутствовали, как это было долгие времена, связи между понятиями и образами религии и основными понятиями научно-философского мировоззрения. Над установлением таких связей работала немалая когорта русских мыслителей – К. Леонтьев, Н. А. Васильев, П. А. Флоренский, И. А. Ильин и др. К. Леонтьев ввѐл в научно-философский обиход понятие социальной энтропии, Н. А. Васильев, будучи автором открытия воображаемой (паранепротиворечивой) логики, установил логическую связь между чувственным и сверхчувственным видами реальности, П. А. Флоренский описал онтологические предпосылки возникновения человеческой культуры, выявил в значительной мере условия деформации духовной реальности в пневматосфере. И. А. Ильин продолжил работу в этом последнем направлении. Его характеристика дьявольской стихии заслуживает того, чтобы быть здесь приведѐнной.

«Наши поколения, – писал он в статье «К истории дьявола»,– поставлены перед ужасными, таинственными проявлениями этой стихии и доселе не решаются выговорить свой жизненный опыт в верных словах.

Мы могли бы описать эту стихию как «чѐрный огонь» или определить еѐ как вечную зависть, как неутолимую ненависть, как воинствующую пошлость, как беззастенчивую ложь, как абсолютное бесстыдство и абсолютное властолюбие, как попрание духовной свободы, как жажду всеобщего унижения, как радость от погубления лучших людей, как анти- христианство. Человек, поддавшийся этой стихии, теряет любовь и совесть; в нѐм начинается разложение и разнуздание, он предаѐтся сознательной порочности и жажде разрушения; он кончает вызывающим кощунством и человекомучительством.

Простое восприятие этой дьявольской стихии вызывает в здоровой душе отвращение и ужас, которые могут перейти в настоящее телесное недомогание, в своеобразную «дурноту» (спазма симпатической нервной системы!), в нервную дисритмию и в психическое заболевание, а могут привести и к самоубийству. Сатанические люди узнаются по глазам, по улыбке, по голосу, по словам и делам. Мы, русские видели их въяве и вживе; мы знаем, КТО они и ОТКУДА. Но иностранцы и доселе не разумеют этого явления и НЕ ХОТЯТ понять его, потому что оно несѐт им суд и осуждение.

А некоторые реформаторские богословы продолжают доселе писать о «пользе дьявола» и сочувствовать его современному восстанию» [17; с. 65-66].

***

Как защитить себя от сатанинской стихии, о которой говорит здесь И. А. Ильин? Для этого надо разработать своеобразную технику духовной безопасности. И первые шаги в данном направлении – знание того, что, как, и почему происходит вокруг нас в географической и духовной среде. Рациональное осмысление описанных в данной статье аномальных явлений уже само по себе служит руководством по технике экологической и психологической безопасности.

Мера всеобщей безопасности в ноосфере будет зависеть от количества людей, приобщаемых к ноосферному мышлению и действию.

ЛИТЕРАТУРА

1. Марков М. А. Научились ли мы мыслить по-новому? //К двадцатилетию Пагуошского движения //. Вопросы философии, 1977, No 8.

2. Тейяр де Шарден П. Феномен человека. – М., 1987.

3. Флоренский П. В. На пути к биосфере // Историко-астрономические исследования. – М., 1988.

4. Страницы автобиографии В. И. Вернадского. – М.,1981.

5. Энгельс Ф. Диалектика природы. – М., 1964.

6. Кобозев Н. И. Исследование в области термодинамики процессов информации и

мышления. – М., издат. МГУ, 1971.

7. Флоренский П. А. Автореферат // Энциклопедический словарь «Гранат», Т. 44.

8. Макарий Египетский. Новые духовные беседы. – М., 1990.

9. Священник Павел Флоренский. Из богословского наследия // Богословские труды, вып.

17. М., 1976.

10. Алибеков А. Л. Полоса жизни. – М., 1991

11. Козырев Н. А. Физические аспекты современной астрономии. – Л., 1985. 12. Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. – М., 1918.

13. О. Серафим Роуз. Православие и религия будущего. – М., 1991.

14. Флоренский П. Иконостас // Богословские труды. Сб. 9. – М., 1972.

15. Флоренский П. Мнимости в геометрии. –М., 1991, 2-е изд.

16. Valley J. The Invisible College N, Y. 1975.

17. Ильин И. А. Наши задачи. Статьи 1948-1954 годов в 2-х томах, т. 1. –М., 1992.

Москва, май 1993 г.

Антипенко Леонид Григорьевич, – кандидат философских наук, старший научный сотрудник Института философии АН РФ.



Original Resource: http://www.rusphysics.ru/dissertation/